Перевозка постамента для Медного всадника: проектная логистика в эпоху Екатерины II

В октябре 1762 года в результате дворцового переворота на российский престол взошла супруга Петра III, Екатерина Алексеевна, получившая впоследствие титул Великая. Крещённая Екатериной при переходе из лютеранства в православие София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская происходила из заурядного северогерманского княжеского рода, но была щедро наделена разнообразными талантами, под стать которым были и ее амбиции. С монаршей легитимностью было сложнее. Историк Ключевский описал ее воцарение так: «Екатерина совершила двойной захват: отняла власть у мужа и не передала её сыну, естественному наследнику отца».

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в самом начале своего правления новая императрица, остро нуждавшаяся в любых подтверждениях прав на трон и придававшая большое значение символическим жестам, решила воздвигнуть памятник Петру I с надписью: «ПЕТРУ первому ЕКАТЕРИНА вторая», подчеркивая тем самым свою связь с основателем Российской империи.

По совету Дени Дидро, в качестве создателя памятника Екатерина выбрала французского скульптора Этьена Фальконе. В письме императрице Дидро писал: «Я знаю только одного человека, способного справиться с поставленной Вами задачей – это скульптор Фальконе. Только он сможет преобразить мертвый камень в живую фигуру Петра Великого, одарить ее душой и величием. Фальконе – подлинный гений истории и искусства, и я не знаю никого, кто мог бы сравниться с ним в этом деле».

Достоверных сведений о том, когда именно Фальконе начал работать над восковой моделью памятника, историки не нашли. Однако в одном из писем Дидро, датированном концом 1765 годом, есть такая фраза: «…в день, когда на углу вашего стола я набросал героя и его скакуна, преодолевающих эмблематическую скалу». Это значит, что идея поместить конную статую Петра на каменную глыбу неправильной формы, символизирующую громадные трудности, выпавшие на долю великого реформатора, пришла в голову Фальконе еще до отъезда в Россию.

В августе 1766 года князь Дмитрий Алексеевич Голицын, служивший в ту пору русским посланником в Париже, подписал контракт со скульптором, а уже в октябре Фальконе прибыл в Санкт-Петербург и приступил к работе. Ответственным за возведение монумента Екатерина назначила своего личного секретаря и, по совместительству, президента Императорской Академии художеств Ивана Ивановича Бецкого.

Размеры пьедестала, затребованные Фальконе, – 11 х 4,5 х 5 метров – вызвали у Бецкого протест. В докладе императрице он отметил: «Подобный камень сыскать безнадёжно, а хотя б и сыскался, по великой тягости, паче в провозе через моря или реки и другие великие затруднения последовать могут». В качестве альтернативы он предложил использовать классическое основание прямоугольной формы, украшенное «законодательными, военными и властительскими атрибутами и маленькими барельефами».

Оперативно получавший новости из Петербурга Дидро написал Бецкому: «Идея Фальконе показалась мне новой и прекрасной, – она его собственная; он сильно к ней привязан и, мне кажется, он прав… Он лучше, пожалуй, вернётся во Францию, чем согласится работать над вещью обыкновенною и пошлою. Монумент будет прост, но вполне будет соответствовать характеру героя… Наши художники сбежались к нему в мастерскую, все поздравляли его с тем, что он отказался от протоптанной дороги, и я в первый раз вижу, что все рукоплещут новой идее – и художники, и светские люди, и невежи, и знатоки».

Екатерина также приняла сторону Фальконе и, взглянув на представленный ей эскиз, поддержала новаторскую идею «дикой скалы», тем более что как раз в середине XVIII века на смену стилям барокко и рококо, пришел классицизм, тяготеющий к природным образам и материалам. Важная деталь: перед тем, как испросить совета Дидро по выбору скульптора, императрица отвергла практически готовый памятник Петру I работы итальянского скульптора Бартоломео Растрелли и его сына Бартоломео Франческо Растрелли – одного из самых известных архитекторов России.

В 1800 году по указу Павла I забракованный его матушкой монумент был установлен напротив входа в Михайловский замок и сегодня находится там же. Однако многие жители Северной столицы даже не знают о том, что в Петербурге есть этот великолепный одиннадцатиметровый памятник первому российскому императору с надписью «Прадеду правнук».

А ведь он красив! Выполненная в древнеримском стиле конная статуя Петра, изображенного в образе полководца-триумфатора, с головой, увенчанной лавровым венком, установлена на прямоугольном постаменте, облицованном мрамором розового, зеленого и белого цветов. И всё же, творение отца и сына Растрелли навсегда осталось в тени авангардистского «Медного всадника» Фальконе, что лишний раз подтвердило безукоризненный вкус и прозорливость Екатерины, среди многочисленных свершений которой значится и основание Эрмитажа.

Разыскивается каменная глыба

После утверждения проекта дело было за малым – оставалось найти подходящий камень или набор камней, из которых можно было бы собрать основание монумента. Фальконе, уверенный в том, что получить цельную глыбу нужной формы и требуемого размера невозможно, подготовил рисунки с изображением двенадцати различных камней, которые следовало искать. «Монолитный камень был далёк от моих желаний… Я полагал, что этот пьедестал будет сооружён из хорошо подогнанных частей» – записал скульптор в своем дневнике.

Наиболее достоверная информация о том, как проходили поиски, а также о процессе доставки постамента в Санкт-Петербург, содержится в книге «Историческое известие о изваянном конном изображении Петра Великого» изданной в 1786 году. Она была написана библиотекарем Академии наук Иваном Григорьевичем Бакмейстером, который являлся непосредственным участником событий.

Бакмейстер сообщает, что весной 1768 года, по указанию Бецкого, была составлена подробная «Инструкция» для членов поисковой экспедиции. Обнаружив камни, соответствующие описанию, они должны были сделать обмеры и уточнить расстояние от места находки до ближайших дорог и водных путей. Кроме того, приказывалось «с зюйдового и нордового боков отбить по маленькой штуке» и незамедлительно представить их в Канцелярию строений – так называлась возглавляемая Бецким организация, отвечавшая за строительство памятника.

В 1975 году ленинградский искусствовед Авраам Львович Каганович, в своей книге «Медный всадник» опубликовал найденный в архиве набросок составного постамента, выполненный пером на обороте одного из документов Канцелярии строений. По этому наброску можно судить о первоначальном замысле Фальконе. Пьедестал памятника должен был представлять собой усеченную пирамиду с квадратным основанием и наклонной верхней плоскостью.

Начиная с мая 1768 года розыском занимались несколько групп, распределенных в основном по побережью Финского залива, где было много крупных валунов, а также в каменоломнях, в которых добывали карельский мрамор и гранит. Для верности Бецкой приказал дать объявление в газете «Санкт-Петербургские ведомости» о поиске камней для создания монумента и о вознаграждении нашедшим.

К концу августа 1768 года подвели итоги. На Нарвской дороге было обнаружено пять камней длиной 6 – 8 метров. На берегу Финского залива насчитали еще двадцать семь валунов, более или менее соответствующих заданным параметрам. Самая крупная глыба длиной более 10 метров была найдена неподалеку от Кроншадта.

Количество камней было достаточным, а вот качество подкачало. Многие найденные валуны оказались «весьма дресвяные, самой крупной сыпи и по слабости негодные». «Дресвяными» называли камни в мелких трещинах, недостаточно твердые, с рыхлой поверхностью, склонной к осыпанию. Немногие экземпляры, пригодные по уровню твердости, были слишком разных оттенков.

Посему резюме приемочной комиссии было неутешительным: «составлять желаемой величины камень из собранного в кучу мрамора или из великих кусков дикого камня, хотя бы и было поразительно, но не совершенно достигло бы до предполагаемого намерения». Проще говоря, при соединению разнородных фрагментов в единый постамент, даже после подгонки и шлифовки, получилось бы подобие лоскутного одеяла.

И в тот момент, когда Бецкой уже готовился докладывать императрице о том, что розыск подходящей глыбы не дал результата, а стало быть надо возвращаться к классическому прямоугольному основанию, удача улыбнулась Фальконе. Казённый крестьянин Семён Григорьевич Вишняков сообщил адъютанту Бецкого, греческому инженеру Марéну Карбури о необыкновенной находке. Рядом с деревней Конной, во владениях графа Якова Александровича Брюса (это примерно на середине расстояния между газпромовским Лахта-центром и отелем «Ольгино») был обнаружен монолит, поражавший своими размерами: 13,2 х 6,6 х 8 метров.

Местные жители называли его Гром-камень, так как, по преданию, в него когда-то попала молния, отколов небольшую его часть. Монолит был густо покрыт мхом, а из трещины росла трехметровая береза. Спустя несколько лет с рисунка, сделанного по горячим следам архитектором Юрием Матвеевичем Фельтеном, немецкий мастер Яков Шлей изготовил известную гравюру.

Карбури тотчас был отправлен для осмотра, снятия замеров, взятия пробных фрагментов и оценки возможных вариантов доставки камня в Петербург. Вернувшись, грек доложил Бецкому о превосходном качестве монолита, о его точном местоположении и о предстоящих сложностях, связанных не только с колоссальной массой камня, но и с тем, что перемещать его до деревни Лахта на берегу Финского залива придется по болотистой местности, что исключало возможность постройки прямой дороги до пристани.

Тем не менее, все были рады. Примчавшийся вскоре Фальконе, осмотрев монолит, был невероятно впечатлен и более не возвращался к проекту составного пьедестала, не представляя себе иного основания, кроме Гром-камня. В письме герцогу д'Эгийону скульптор писал: «Это глыба прекрасного и чрезвычайно твердого гранита, с весьма любопытными прожилками кристаллизации. Этот камень много придаст характера памятнику и, может быть, в этом отношении его можно будет назвать единственным».

Вес монолита тоже был более чем внушительным. По примерной оценке Карбури глыба, (без учета отколотой молнией части) весила не менее 100 000 пудов, то есть около 1 600 тонн. Для сравнения, вес Александровской колонны, установленной в 1832 году, в момент ее перевозки в Петербург (то есть до окончательной обработки) составлял 670 тонн, а ее основание весило 400 тонн.

Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота!

Хорошая новость состояла в том, что камень, хотя и был окружен болотами, все-таки находился на островке суши. Впрочем, это обстоятельство было лишь отчасти утешительным, ибо с большой долей вероятности весной и летом, как и в любой болотистой местности, вырытый вокруг монолита котлован мог начать заполняться водой. Поэтому освобождать глыбу из объятий земли решили в холодное время года. Забегая вперед скажем, что опасения были не напрасны – к концу 1769 года на месте вынутого из грунта Гром-камня образовался пруд, названный Петровским и сохранившийся до наших дней.

Работы по подготовке к перемещению монолита стартовали 26 сентября 1768 года. Рядом с Гром-камнем оперативно построили казармы для четырехсот рабочих. Первом делом они прорубили восьмикилометровую просеку до пристани, которую предстояло построить на берегу Финского залива в районе деревни Лахта. В конце октября, когда земля уже достаточно промерзла, рабочие приступили к постепенному удалению грунта вокруг монолита, уходившего под землю на пять метров. После того, как котлован был готов, прокопали двухсотметровую наклонную дорогу, по которой камень должен был переместиться на поверхность.

Всё это происходило параллельно с попытками найти способ передвигать громадину весом более полутора тысяч тонн, имея в распоряжении лишь людей, лошадей и нехитрые механизмы, вроде рычагов и кабестанов (лебёдок с вертикальным барабаном). Несколько инженеров из Канцелярии строений предлагали разделить глыбу на шесть частей, перевезти их по отдельности, а потом соединить вновь. Но ни Фальконе, ни Бецкой не желали дробить уникальный монолит.

Точку в спорах, как и прежде, поставила Екатерина, издав указ от 15 сентября 1768 года, в котором говорилось: «Повелеваем чинить оному Бецкому всякое вспомоществование… дабы оный камень немедленно сюда доставлен был, и тем наше благоволение исполнить».

Для стимулирования творческого процесса Бецкой, с позволения императрицы, объявил о награде в семь тысяч рублей тому, кто придумает надежный способ перевозки Гром-камня. Деньги немалые, учитывая, что годовой доход генерала Императорской армии России составлял в то время около пяти тысяч рублей.

В итоге Канцелярию буквально завалили различными проектами. Одни предлагали классические способы волочения или перекатывания по калиброванным бревнам (спустя полвека оба этих варианта использовал Монферран для перемещения Александровской колонны), другие настаивали на замене деревянных бревен на железные катки. Были и более экзотические варианты. Победителем конкурса стал адьютант Бецкого – Карбури, который первым осматривал Гром-камень.

Грек представил эскиз весьма изящного механизма, напоминающего шариковый подшипник. Выглядел он так: на земле параллельно друг другу лежали два гигантских деревянных рельса, прямоугольные в сечении и имеющие сверху полукруглый желоб, обитый медью. Внутри желоба размещались твердые металлические шары размером с крупное пушечное ядро, отлитые из сплава меди, олова и галмея. Поверх них укладывались еще два рельса, идентичные нижним. Над ними находилась решетка из бревен, на которую и предлагалось установить монолит.

Верхние рельсы прочно крепились к деревянной решетке, а нижние, по мере высвобождения в процессе движения «поезда», последовательно переставлялись рабочими «с тыла во фронт». Таким образом, верхних рельсов было два, а нижних – шесть. Изначально Карбури хотел проложить нижние рельсы на всю длину восьмикилометровой трассы до Лахты, но потом отказался от этой идеи в пользу более экономичного решения, дававшего к тому же больше возможностей для маневра.

Для доказательства эффективности своего механизма Карбури изготовил его копию в масштабе один к десяти. Уложив на решетку груз весом в 75 пудов (более тонны), Карбури предложил Бецкому сдвинуть конструкцию одним пальцем, и тот легко справился с задачей, убедившись в правильности расчетов. После этой наглядной демонстрации проект «машины Карбури» был окончательно утвержден.

На просеке, ведущей в Лахту, имелось несколько поворотов, возникших вследствие необходимости огибать болота, разливы речек, возвышенности и другие препятствия. Чтобы монолит мог менять курс, были изготовлены специальные «поворотные» плоскости с идущими по кругу желобами, внутри которых размещались те же шары.

Поднимать камень, дабы можно было подложить под него решетку с рельсами, решили с помощью огромных домкратов, спроектированных специально для этой экстраординарной логистической операции. Домкраты пригодились, но только в процессе движения, когда надо было менять прямые рельсы на закругленные. А вот первая установка на решетку проходила иначе. Причина была в том, что Фальконе решил перевернуть камень набок – так он был больше похож на огромную волну. Для этого в котловане боковая часть с одной стороны была спрямлена каменотёсами, превратившими ее в плоское основание.

Бакмейстер описал этот процесс так: «От той стороны камня, которую надлежало обратить книзу, отшибено было шесть кубических сажен. Была сделана решётка, состоящая из четырёх рядов крестообразно положенных брёвен, на коей камень, когда оный оборотится, лежать был должен… В феврале месяце 1769 года дело было до того уже доведено, что можно было приступить к подниманию оного. К сему употреблены были рычаги первого рода. Каждый рычаг состоял из трёх соединенных между собою дерев. Таковых рычагов было двенадцать.

Чтобы действию рычагов прибавить еще более силы, были против оных поставлены четыре вóрота (лебёдки), коими натянули верёвки, продетые во влитые со свинцом в камень железные кольца, решетку устлали сеном и мхом, дабы камень от сильного падения сам собою не разбился или не расщепил бы брёвен, на кои его положить было дóлжно. 12 марта был он, наконец, положен на решётку. Отбитый громовым ударом кусок был разбит на две части, дабы оные приставить после к переднему и заднему концу камня».

Последнее замечание заслуживает отдельного внимания. Большинство людей, видевших «Медный всадник», уверены, что его постамент является единой скалой. Это не так. Оценив параметры камня, Фальконе решил, что спереди и сзади необходимо удлинить пьедестал. Для этой цели и был использован отколотый молнией фрагмент, поделенный на две части. На финальном этапе монтажа скульптор добавил к подножию скалы еще один небольшой, четвертый элемент. Так что в итоге постамент всё же стал составным.

Если внимательно присмотреться к памятнику, то можно заметить, что передняя и задняя части постамента имеют чуть более светлый оттенок, чем его центральная часть. При перевозке два дополнительных фрагмента были закреплены на основном монолите, чтобы при транспортировке «сохранить равновесие всей массы».

После того, как монолит был вытянут на поверхность, его оставили лежать до конца осени, поскольку только после промерзания земли можно было начать перемещать камень к пристани без риска, что он зароется в грунт. Фальконе хотел использовать свободные полгода для того, чтобы обтесать лишние части, тем самым приблизив постамент к требуемой форме и одновременно облегчив его, что несомненно сделало бы перемещение менее сложным.

Однако Екатерина строго повелела ему проводить основные работы по обтёсыванию монолита в Петербурге. Зная толк в пиаре, она сочла, что чем тяжелее будет глыба, тем большее впечатление ее перевозка произведет в Европе. Хотя некоторые косметические изменения в облик камня всё-таки вносились по пути его следования в Лахту. Бригада каменщиков вместе с кузней располагалась непосредственно на движущемся постаменте, что и отобразил в одной из своих работ Луи Бларамберг, приглашенный Екатериной для создания иллюстраций, посвященных доставке Гром-камня в Петербург.

Поспешай медленно

С середины марта и до конца сентября проводились работы по укреплению трассы до пристани. Болотистые участки, не промерзавшие на всю глубину даже зимой, требовали особого внимания. Здесь в грунт довольно кучно вбивали сваи, а пространство между ними очищали от препятствовавших промерзанию ила и мха. Вместо них слоями укладывали щебень и хворост.

Движение «поезда» к Лахте стартовало 26 ноября 1769 года. Проведя дополнительные расчеты, Карбури распорядился приподнять монолит с помощью домкратов, убрать деревянную решетку и оставить только рельсы. После этого камень опустили вниз и аккуратно начали его двигать. Для того, чтобы перемещать огромную глыбу оказалось достаточно всего двух кабестанов – настолько незначительной была сила трения в придуманном греком механизме.

В первый день Гром-камень преодолел 23 сажени, то есть около 42 метров. На прямых участках скорость в последующие дни была примерно такой же, хотя и зависела от погоды, а там, где встречались повороты, снижалась в несколько раз. Через два месяца, 31 января 1770 года посмотреть на невиданный аттракцион прибыла императрица с большим количеством придворных. Работы в этот день проводились с особой осторожностью, и монолит передвинули лишь на 12 сажен (примерно на 22 метра). В Лахту «поезд» прибыл 7 апреля 1770 года, остановившись на берегу Финского залива возле пристани, специально построенной для погрузки постамента.

По морям, по волнам

Перевозка Гром-камня по воде из Лахты до Сенатской площади в Петербурге являлась не менее сложным делом, чем перемещение его по суше. А риск тут был даже выше, поскольку в случае затопления судна достать столь тяжелую глыбу из воды не представлялось решительно никакой возможности. Оттого и приготовления к морской части транспортировки были максимально тщательными.

Отвечало за сохранность груза на этом этапе Адмиралтейство. Общий надзор осуществлял адмирал Семен Иванович Мордвинов, а непосредственное руководство работами было поручено капитану-лейтенанту Якову Лаврову и такелажмейстеру Матвею Михайлову. Проект плоскодонной барки для доставки монолита разрабатывал опытный «галерный мастер» Григорий Корчебников, который предложил и конструкцию пристани, и остроумный способ перегрузки постамента с пристани на борт.

Прибрежное мелководье, характерное для Финского залива, не стало проблемой. Скорей наоборот. Согласно идее Корчебникова, пристань должна была уходить вглубь Залива настолько, чтобы ее высота стала равна высоте, на которой располагалась бы верхняя палуба судна, притопленного с помощью балластной воды и посаженного на дно. Фальшборт (бортовое ограждение верхней палубы судна) предлагалось разобрать, а после перегрузки монолита и его фиксации в правильном положении – восстановить. Затем следовало откачать балластную воду при помощи помп, чтобы барка вновь обрела плавучесть.

Предложение было одобрено Адмиралтейством, после чего рабочие приступили к строительству пристани, длина которой составила 366 метров, а ширина – 15 метров. Одновременно с этим артель плотников под руководством Антона Шляпкина и Семёна Вишнякова (того самого крестьянина, нашедшего Гром-камень) занималась постройкой судна по проекту Корчебникова. Водоизмещение барки рассчитали так, чтобы она могла, не касаясь дна, пройти с грузом в устье Невы, где глубина не превышала 2,4 метра. Габариты судна были внушительными: длина 55 метров, ширина 18 метров и высота 5 метров.

На небольшом расстоянии от пристани встали на якорь два грузовых парусника, на которых разместили кабестаны для втаскивания монолита на верхнюю палубу барки. Все подготовительные работы завершили к концу сентября 1770 года. Погрузка Гром-камня на барку началась утром 1 октября с таким расчетом, чтобы доставить монолит на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга 3 октября – в день восьмилетия коронации Екатерины II.

Сперва всё было штатно. Рабочие на кабестанах по сигналу барабанщика, находившегося на пристани, постепенно натягивали канаты, и груз мало-помалу начал перемещаться на палубу барки. Когда он достиг центра и был закреплен, плотники споро восстановили фальшборт, и началась откачка балластной воды. А вот дальше возникла проблема.

По мере удаления балласта, стало ясно, что конструкция барки оказалась недостаточно прочной для удержания столь громадного веса. Нос и корма плоскодонного судна, напоминавшего большой поднос, стали подниматься вверх, как и оба борта, а центральная часть верхней палубы, где стоял камень, оставалась на месте, создавая опаснейший прогиб. К счастью, аварии, подобной той, что случилась при погрузке Александровской колонны (мы писали об этом в одной из предыдущих статей) не произошло, но как выпутываться из создавшегося положения никто не понимал.

Формально, с того момента, когда Гром-камень переместился с берега Финского залива на пристань, работа Карбури была окончена, и всю ответственность за дальнейшую судьбу монолита несли капитан-лейтенант Лавров, такелажмейстер Михайлов и их непосредственный начальник – адмирал Мордвинов. Но ни один из них, в отличие от Карбури, не имел опыта перемещения камня. Кроме того, если бы постамент утонул, то неприятности были бы у всех, включая и самого Карбури.

Грек не горел желанием вешать на себя риски, связанные с опозданием судна ко годовщине коронации и уж тем более с возможной потерей груза, но, взвесив все «за» и «против», энергично включился в работу. По его указанию балластную воду вновь закачали в трюм, и судно повторно опустилось на дно. После вторичной разборки фальшборта монолит был с большим трудом возвращен на пристань.

Два часа напряженных размышлений и Карбури придумал способ распределить нагрузку по верхней палубе более равномерно. Он приказал срочно изготовить деревянные распорки разной длины и так закрепить их по всей площади палубы, чтобы, монолит давил на все ее части, а не только на центральный сегмент.

Завершив монтаж, камень вдвинули на барку и с помощью домкратов установили на новое ложе. На этот раз после откачки воды прогиб оказался допустимым, и судно смогло отправиться в Петербург почти по графику.

Несамоходная барка с обоих бортов была накрепко привязана прочными канатами к двум большим плоскодонным парусным судам. Они как будто вели ее под руки, во-первых, обеспечивая ход, а во-вторых, оберегая от порывов ветра и набегающих волн.

Расстояние до Сенатской площади составляло 13 километров. Тройка судов должна была дойти до Маркизовой лужи, подняться по Малой Неве вверх, а затем спуститься мимо Зимнего дворца по Большой Неве вниз. Водная часть транспортировки прошла абсолютно спокойно, и 3 октября 1770 года, как и было запланировано, барка с драгоценным грузом была пришвартована к пристани на Сенатской площади.

Глубина Невы в этом месте не позволяла опустить судно непосредственно на дно реки. Поэтому в месте предстоящей швартовки заблаговременно были вбиты сваи. После того, как их соединили поперечными бревнами, образовался своеобразный подводный пол, на который и опустилась прибывшая барка, когда в ее трюм закачали воду. Выгрузка Гром-камня на берег состоялась при огромном стечении народа, после чего монолит с помощью тех же рельсов был перемещен на место установки памятника.

В следующие сто пятьдесят лет механизм, придуманный Карбури, неоднократно использовался для транспортировки крупногабаритных и сверхтяжелых грузов в разных странах. Самый известный пример – это перевозка монумента «Игла Клеопатры» в Нью-Йорке, который был установлен в 1881 году. Многие исследователи задаются вопросом: почему «машину Карбури» не использовал Монферран, когда в 1832 году занимался перемещением Александровской колонны? Вероятнее всего, причина в том, что колонна имела форму цилиндра и могла перекатываться по поверхности, в отличие от Гром-камня, у которого было плоское основание. Хотя, возможно, у Великого французского архитектора были какие-то другие соображения на этот счет.

После установки монолита на предназначенное ему место Фальконе занялся приданием постаменту того вида, который был утвержден Екатериной. Высота камня была уменьшена до 5,2 метра. Самое большое изменение коснулось ширины, которая сократилась до 3,4 метра. А вот длина пьедестала, как мы говорили выше, наоборот увеличилась до 15 метров за счет добавления двух фрагментов спереди и сзади.

Когда обработка постамента была завершена, на его вершине установили бронзовую статую императора. Торжественное открытие величественного памятника, за которым, благодаря Александру Сергеевичу Пушкину, закрепилось имя «Медный всадник», состоялось 18 августа 1782 года. Оно было приурочено к столетию вступления Петра I на престол. Образ, созданный Фальконе, остался непревзойденным и входит в число наиболее выразительных памятников в мире, а операция по доставке Гром-камня в Петербург по сей день считается одним из шедевров в области проектной логистики.